Архитектор Роберт Стерн: Каким бы ужасным ни был Сталин, у него было удивительное чувство города

— Историческая архитектура сейчас очень популярна в России, но большинство зданий вызывают нарекания у критиков. Каковы основные препятствия, которые стоят перед архитекторами, работающими в этом стиле?

— Ну, проблема качества не имеет отношения к архитектурному стилю, будь это историческая или современная архитектура. Есть хорошие и плохие архитекторы, хорошие и плохие клиенты. Я рассматриваю традицию как своеобразный язык, который обуславливает композицию здания, его интерьерные особенности, то, как оно выглядит снаружи. Мы адаптируем здания к современным возможностям строительства. Одно из самых известных наших зданий, небоскреб на 15 Central Park West, состоит из панелей из известнякового бетона — сам известняк из штата Индиана, панели собирали в Канаде, потом их привезли в Нью-Йорк и с военной точностью возвели само здание. Едва ли существует более современный способ строительства.

— Вы проектировали новый жилой комплекс Barkli Residence. Удастся ли добиться такой же военной точности при строитель­стве этого здания в Москве?

— Посмотрим. До этого мы работали в Китае — думаю, многие архитекторы согласятся с тем, что там вопросы качества еще только начинают поднимать. Но нам очень повезло — мы провели там много времени, самым тщательным образом контролируя процесс, не боялись требовать перестроить что-то заново. Мне кажется, я заслужил репутацию человека, который создает очень качественные здания, и люди ко мне прислушиваются.

— Здание Barkli внешне напоминает то, что вы построили на Central Park West. Вы говорили, что для архитектуры очень важен контекст — как оно будет смотреться среди других строений в районе метро «Шаболовская»?

— Контекст — это множество вещей. Есть, конечно, безусловный контекст — когда мы находимся на кладбище, у монастыря, в бывшей промзоне, мы пытаемся приспособить здание к соответствующему окружению. Если говорить о России, то здание, которое мы проектируем, встраивается в существующий контекст. Я безумно люблю классицистскую архитектуру Санкт-Петербурга и классицизм начала XX века, в особенности сталинской эпохи. Каким бы ужасным ни был Сталин, приходится признать, что у него было удивительное чувство города — как спроектировать улицы, где создать площади, как выстроить иерархию зданий. Он и его градостроители много позаимствовали у Санкт-Петербурга, но кое-что заняли и у Нью-Йорка. Когда я впервые попал в Москву, мои коллеги в первую очередь хотели посмотреть на дом Мельникова, а меня интересовали главным образом сталинские высотки. Я вообще не большой фанат конструктивизма — мне кажется, это должно проходить по разряду изобразительного искусства, а не архитектуры.

— Что вы скажете в ответ на обычную критику классической архитектуры — что она не столь амбициозна, не такая смелая?

— Напротив, она, пожалуй, самая смелая. По пути из Шереметьево я видел множество модернистских зданий, и каждое буквально кричало о своей важности. Задача современного традиционалиста — изучить существующие каноны и попытаться добавить что-то свое. Если обращаться к миру музыки и художественного искусства — и Стравинский, и, например, Пикассо обращались к традициям. У последнего был целый классический период, во время которого он написал немало шедевров.

— У вас была возможность ознакомиться с современной московской архитектурой, наследием мэра Лужкова?

— Честно говоря, я старался изучить только те здания, которые меня действительно интересовали. Поэтому ничего насчет Лужкова сказать не могу. В Москве много плохой архитектуры, но ее, честно говоря, везде много. У родоначальника постмодернистской архитектуры Роберта Вентури есть такое изречение: «С главной улицей в принципе все в порядке». Вот так и с Москвой — в принципе все в порядке. Надеюсь, что с нашим зданием станет еще лучше.

< Вернуться назад